Почему любительский театр иногда нечто большее, чем профессиональный

TER продолжает рассказывать об открытом студийном театре, чьи спектакли почти невозможно отличить от профессиональных. Чтобы понять, что заставляет людей идти играть именно туда, и чем интересны спектакли О.С.Т, мы поговорили с одним из немногих профессионалов из труппы – Николаем Нечаевым.

Николай вылетел из меда, окончил ЕГТИ и бросил профессиональный театр ради любительского.

С TER Нечаев поделился историей о том, почему он считает себя самым счастливым человеком, чем ему нравится театр и отчего он называет себя глупым.

Мне понравилось на сцене

Я родился и вырос в маленьком городке в Казахстане, где в каждой школе преподавали казахский язык и литературу. Я упрямился и плохо учил эти предметы, но однажды ко мне подошёл педагог и предложил играть в школьном театре за хорошие оценки. Сначала мне дали маленькую роль: я выбегал из-за кулис в середине спектакля, что-то кричал на казахском и убегал в другую сторону кулис.

Но уже на следующий год мне дали роль в кадетской истории о том, как казахский деятель Чокан Валиханов учился в Омске и всё время припирался и чуть ли не сражался на рапирах с Золотаревым — своим главным антагонистом, которого я и сыграл. Я играл русского… и тогда мне понравилось на сцене. Ближе к девятому классу я уже обрёл цель — стать актёром, как-то воплотить себя на сцене.

Вылетел из меда и попал в О.С.Т.

Спустя года я поступил в ЕГТИ, нашёл девушку, и вышла такая курьёзная история. Я жил на Уралмаше и каждый раз добирался до Проспекта Космонавтов лишь поздним вечером на метро. Это случилось в один из этих вечеров: ко мне подсел парень и медленно, но верно засыпал.

Я боялся, что он проспит свою остановку и уедет в депо, где может влипнуть в неприятности. Я толкнул его плечом и сказал: «Не спи — замерзнешь», а он такой: «Ага-ага… ага» и опять засыпает, я уже повысил голос, но не помогло: он блаженно дремал.

Пришлось пойти на крайние меры и вывести его из вагона, что называется, в ручную. Он отблагодарил и, как оказалось, ничего не пил и не курил, а просто хотел спать. Студент. Его звали Миша Нохрен, и я узнал его имя не в тот вечер. Так получилось, что мы с ним абсолютно случайно начали пересекаться в разных уголках города и, конечно, замечали друг друга, типа: «О, опять ты! Привет!». И только в тот момент, когда мы пересеклись в метро в шестой раз, решили таки познакомиться.

Он спросил не хочу ли я сходить в театр, и я сразу согласился. Думал, что свожу девушку, взял у него два билета, а она не смогла — мне пришлось идти одному, не пропадать же билетам.

Спектакль назывался «Монолог». В О.С.Т. много спектаклей, поставленных на хорошей литературе людьми, которые её любят. Вспомните преподавателя, который любит свой предмет. Его же можно бесконечно слушать: с каким огнём в глазах он рассказывает и учит, словно каждый раз открывает что-то новое в своём предмете!

Точно так же, как и каждый актёр О.С.Т. упоён тем, что он творит на сцене. Когда люди делают то, что любят, это видно. Некоторые актёры так увлеченно могут девятый раз играть в одном и том же спектакле, что зацепить случайного зеваку также просто, как и внимательного зрителя.

Но «Монолог» относится к этюдным и пластическим зарисовкам,а не к литературным постановкам. Именно после таких спектаклей я захотел стать частью О.С.Т. «Они заставляют не думать, а чувствовать: ты одновременно не понимаешь, что происходит на сцене, но так хорошо это чувствуешь».

Я увлёкся и сходил ещё на пару подобных спектаклей, после чего попросился в студию.

Со временем я даже влился в спектакль, правда, потом вылетел из меда, поступил в УрГУ, закончил, и подал документы в ЕГТИ. Тогда я решился бросить работу в типографии и уйти с головой в театр. Параллельно я подрабатывал ведущим на праздниках, корпоративах и на всякой остальной шабашке, чем сейчас до сих пор зарабатываю. На хлеб с маслом хватает.

Больше, чем профессиональный

В ЕГТИ я учился в мастерской у Нины Анатольевны. Всех актёров, у которых был какой-то опыт, втаптывали с дерьмом и считали дерьмом, потому что в глазах преподавателей и мастеров наш опыт — жалкая самодеятельность, а не выверенный годами традиционный подход к актёрскому делу. Но что самое интересное, я понимал, что я дерьмо, поэтому я пришёл сюда учиться, но преподаватели сочли за долг напоминать об этом. Мне тяжело давался первый курс, я свыкся только ко второму.

«В профессиональных театрах почти никто не любит театр. Единицы любят, остальные зарабатывают».

Практически все актёры сидят на окладе или на каких-то процентах с продаж билетов, и им ничего больше не нужно в этой жизни: они играют маленькие роли, вечно устают, хотя почти не ходят на репетиции, плетут какие-то подковёрные интриги, из-за чего в каждой трупе такая крысиная возня, что мерзко на душе.

Когда нет души в том, что ты делаешь, то грош цена такой работе. Техника актера это воображение, память, внимание, речь, пластика, —  это сложно, но вместе с этим — всего лишь красивая картинка. Без любви к делу она ничего не даст ни зрителю, ни актёру. Когда внутри ничего нет, то и на сцене не появится. И пусть я занимаюсь самодеятельностью, но я занимаюсь тем, что я люблю.

Я люблю театр за то, что там может быть всё, что угодно, — он непредсказуем. Можно стоять на сцене и в это же время падать в затяжной прыжке с парашюта: всё, что ты делаешь, зависит только от твоего воображения и от умения включить зрителя в своё воображение.

«Самые необыкновенные вещи можно сделать из обыкновенных вещей — из себя и простого реквизита, что подвернётся под руку, можно творить чудеса».

Важно, чтобы актёр сам обманывался историей, которую рассказывает, чтобы зритель следовал за ним. Нельзя допустить, чтобы актёр разрушил сказку, в которую верит собравшаяся публика. Они же всякий раз, когда приходят на спектакль, погружаются в мир, царящий на сцене. Они верят в происходящее, как родному брату: они сопереживают героям, боятся за их судьбу, радуются, когда герой избегает неприятностей.

Актёр же может всё разрушить, сказав что-то не то или не так на сцене, выдав себя с потрохами, как говорится. А зритель, как у Пушинка: обмануть его не трудно, он обманываться рад. Когда какой-нибудь ребёнок посмотрит спектакль, например, о львёнке и черепахе, ему нельзя видеть, как тот же львёнок курит с черепахой у чёрного выхода. Нельзя разочаровывать зрителя, иначе это разрушит всю сказку.

Я себя считаю самым счастливым человеком. У меня есть дети и любимая жена, я занимаюсь тем, что люблю.

У меня всё хорошо, наверное, потому что я глупый.

Конечно, бывает не хватает денег, но я же хозяин своей судьбы: пожертвую каким-нибудь спектаклем и заработаю, если будет нужно. Меня такой подход вполне устраивает.